Месть оптом и в розницу - Страница 4

Все вместе мы встретились только однажды, на похоронах Александры Федоровны. Дмитрий Васильевич к тому моменту уже умер, Петр Лаврентьевич тоже был плох. Он горько плакал у гроба своей возлюбленной, что не мешало ему при этом продолжать обвинять ее в своей покореженной жизни. Мои отец с матерью и Людочка с мужем в основном молчали и посматривали друг на друга неодобрительно. Мне, откровенно говоря, никогда не были понятны отношения отца с его сестрой. Делить им явно было нечего, а после смерти стариков они остались практически единственными близкими родственниками. Но в нашей семье всегда разговоры о бабушке и ее семье жестоко пресекались дедом, и я не считала возможным расспрашивать об этом отца.

Здесь же, на похоронах, я впервые познакомилась с Виктором. Он уже несколько лет после смерти деда жил в Лисицине и ухаживал за больной бабкой. Как я уже говорила, ему нравилось жить в деревне, хотя в городе он имел собственную жилплощадь. Его до глубины души оскорбило то, что бабкина половина дома достанется не ему, а какой-то незнакомой тетке. И дело, конечно, было совсем не в квадратных метрах. Ему вполне хватало для жизни просторной дедовой половины, но он с ужасом и тихим бешенством представлял грядки, вспаханные предприимчивой родственницей, ораву орущих детей, носящихся под его окнами. Это вгоняло его в тоску и ставило крест на тихой жизни одинокого философа. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что я поначалу испугалась.

После церемонии погребения ни отец, ни Людмила не пожелали остаться в доме матери, сухо пожали друг другу руки и разъехались в разные стороны. Деда отец забрал с собой. Мне поневоле пришлось остаться, чтобы навести порядок на половине бабушки. Вымыв пол и посуду, я заперла дверь на ключ и понесла его Виктору, с опаской постучала в дверь неприветливого родственника.

– Входите, не заперто!.. А, это ты, новая владелица дома.

В голосе Виктора послышалась такая горечь, что я поспешила его успокоить:

– Ну что ты, какая из меня владелица… я вообще ненавижу деревню. Я просто пришла отдать тебе ключи и больше не появлюсь здесь, обещаю… ну, может, на девятый день приеду и на сороковой, если пустишь, положено ведь поминать…

– Положено… а наши уехали, даже стопку за бабку не опрокинули. Она знаешь какая хорошая была… Хотя откуда тебе знать, – с горечью сказал он. На столе я заметила откупоренную бутылку водки, салат, нарезанную колбасу, селедку. Около фотографии бабушки стоял стакан, накрытый хлебом, и свечка. – Хотел все по-людски устроить, – сказал Виктор, перехватив мой взгляд. – Готовился… Может, хоть ты присоединишься, родственница все же?

– Да я за рулем… – нерешительно начала я. Мне и самой было неприятно поведение родителей.

– Переночуешь на своей половине, а завтра уедешь, – настойчиво убеждал меня новый родственник.

В конце концов я согласилась и охотно уселась за накрытый стол.

Поминая Александру Федоровну, мы поближе познакомились с Виктором. Оказалось, что наши взгляды на жизнь во многом сходятся, недаром все же мы были довольно близкими родственниками. Расходились спать мы весьма довольные друг другом.

С утра пораньше меня разбудил новый родственник.

– Хочу с тобой поговорить, – очень серьезно начал он, – сегодня мне приснилась бабушка, она ничего не сказала, но я по лицу понял – она расстроена. Она ведь не просто так, похоже, оставила тебе эти полдома. Ей всю жизнь хотелось, чтобы две ее семьи наконец-то объединились, и, видимо, она нашла способ. Я присмотрелся к тебе, ты мне понравилась, клянусь, это правда. Не важно, как относятся друг к другу наши родители, но я хочу с тобой дружить. Если ты не против, конечно.

– Нет. Ты мне тоже симпатичен, – с улыбкой призналась я. – Если пригласишь, я буду иногда приезжать к тебе в гости…

– Зачем? – удивился он. – У тебя же есть своя половина.

– Но мне она не нужна, я вчера тебе сказала и от своих слов не отказываюсь.

– Это не тебе решать, – строго перебил меня Виктор, – неприлично от дареного отказываться. Поняла?

– Как скажешь, – не стала спорить с родственником я.

С тех пор мы на самом деле дружим с Витей, и у нас нет никаких претензий друг к другу…

Когда ворчащий сонный родственник открыл мне ворота, я вышла из машины и горько пожаловалась:

– Ты даже не представляешь, Витек, в какое дерьмо я вляпалась по дороге сюда.

Сосед подозрительно покосился на мои ноги.

– Я чувствую, воняет чем-то, да вроде не дерьмом… хотя…

– Да ты не понял, пахнет батюшкой, – глубоко вздохнула я.

– Твоим отцом?! – поразился все еще не до конца проснувшийся собеседник.

– Просто батюшкой. Вернее, пахнет-то перегаром. Святой отец сегодня немного не в форме…

В подтверждение моих слов Ксенофонт на заднем сиденье громко икнул, причмокнул и смачно всхрапнул. Виктор подскочил от неожиданности.

– Что, тьфу… Кто это? – Витек осторожно заглянул в машину. – Батюшки! Отец Ксенофонт!

– Ты чего, знаешь его? – удивилась я.

– А кто ж его тут не знает? Он местная знаменитость. Я тебе такого могу про него порассказать…

– Здорово, – перебила я возбужденную речь соседа. – Завтра обязательно поделишься. А сейчас лучше помоги вытащить его из машины.

Поднатужившись, мы выволокли батюшку на дорожку. Бедная матушка Елена, если она постоянно таскает своего благоверного туда-сюда, ей надо как минимум иметь мускулатуру Шварценеггера.

– Слушай, Вить, он часто в таком состоянии бывает? – переводя дыхание, поинтересовалась я.

– В таком? Не знаю. Я засыпаю раньше, – хохотнул сосед.