Григорий поначалу не смог понять психологию Ксенофонта. Он без устали искал все новые и новые подходы для достижения своей цели, но с каждым разом убеждался, что внутреннее сопротивление батюшки только растет. Священник уже всерьез начал поговаривать о том, что пора бы уже связаться с руководством музея, только сначала нужно было получить благословение патриарха. А это Ксенофонту хотелось сделать при личной встрече. В конце концов Григорий исчерпал все доводы и решил выдвинуть единственный козырь, оставшийся в рукаве. Так на передний план вышла Регина.
– Для того чтобы он решился продать реликвии, ему должны понадобиться деньги. Ты сможешь очаровать этого деревенского простака и внушить, что сидеть в шезлонге на берегу Красного моря, поглаживая коленку прекрасной женщины, значительно лучше, чем глушить самогон в деревенской хибаре с сортиром на улице, – объяснял Хусаиныч своей подружке. – Только действовать нужно очень осторожно, чтобы не спугнуть батюшку. Пусть он влюбится в тебя без памяти, и ты будешь вить из него веревки. Он человек хоть и совестливый, но, к счастью, не слишком умный. Тебе его заморочить, я думаю, удастся без труда. Пока этот простак разберется, что к чему, деньги уже будут у нас.
– Только крепко ошибся Гришка насчет Семена, – вздохнув, пожаловалась нам Регина. – Столько общался с человеком, а элементарных вещей понять не смог. Я-то чуть не в первый день почувствовала, что ни курорты, ни виски заморские с пути батюшку не свернут. Они ему до лампочки были. Я за другие струнки тихонько дергать начала. Мол, реликвии эти – вещь, конечно, хорошая, красивая, дорогая, но пользы от них никакой нет совершенно… А скорее вред даже. Негоже слово Божие в такие шикарные одежды рядить, Евангелие от камней блестящих только значимость свою теряет и алчность в людях разжигает непомерную, вместо молитвы праведной. А вот если в деньги эту бесполезную красоту превратить, тогда можно много чего доброго для односельчан своих сделать. Больницу построить или, к примеру, церковь новую… И людям польза, и память о нем, Семене Перове, надолго в истории останется…
Не стоит объяснять, что красавице Регине не составило большого труда основательно заморочить голову Ксенофонту. Через месяц он уже не представлял своей жизни без прекрасной Регины, называл ее матушкой. Теперь батюшка смотрел на все глазами своей невесты. Поэтому вскоре начались поиски покупателя. В этом вопросе очень пригодились связи Регины Давыдовны с иностранцами. Работая гидом, она постоянно общалась с состоятельными людьми и вскоре смогла найти подходящего человека. Он согласился купить шкатулку вместе с ее содержимым за семьсот пятьдесят тысяч евро. При условии, что все экспертизы и документы для вывоза за границу будут в порядке. Григорий прекрасно понимал, что цена, предложенная иностранцем, едва ли составляет четверть реальной суммы, но возможность получить на руки такую кучу денег, причем в самое ближайшее время, победила сомнения. К тому же неясным оставалось происхождение драгоценностей. Выправить документы для таможни было очень сложно, Хусаиныч имел кое-какие связи в нужных местах, но потребовалась огромная, по меркам Регины и Григория, сумма – двадцать тысяч долларов. В сравнении же с ожидаемой прибылью она казалась ничтожной. Коммерсанты взяли в банке ссуду под залог своих квартир, по десять тысяч на человека. Документы для вывоза шкатулки вместе с содержимым были выправлены еще на прошлой неделе. Четыре дня назад, непосредственно перед вылетом покупателя за границу, состоялся обмен реликвий на чемоданчик с валютой. Банковским чекам Григорий не доверял – всегда приятнее держать в руках живые деньги, а не какой-то кусок бумаги. Осторожный иностранец настоял на встрече с истинным владельцем Евангелия, ему хотелось обставить все как можно законнее, и на сделку пришлось поехать Ксенофонту. Регине с Хусаинычем и самим не хотелось светиться на таможне, они решили ждать приезда батюшки у него дома, в Евсеевке.
– Что было дальше, вы и сами знаете. Этот придурок напился на радостях и угодил под откос. Я постоянно звонила ему на сотовый, но он трубку не брал. Мы уже просто начали приходить в отчаяние. Семена не было слишком долго. При самом плохом раскладе он все равно должен был оказаться в Евсеевке еще засветло. Но время шло и шло, а ни о Ксенофонте, ни о деньгах никаких известий не было. Григорий упорно твердил, что он просто слинял с нашими денежками, прямо из аэропорта вслед за покупателем махнул в теплые страны. Я была уверена, что Семен ни за что не бросил бы меня одну в этой дыре, и умоляла Гришу подождать еще немного. Я, честно сказать, переживала, не облапошил ли Семена иностранец, неизвестно, что у этих янки на уме. Или, к примеру, в дело могла вмешаться милиция. Мы ведь так и не узнали, кто был настоящим владельцем драгоценного клада и как он оказался в такой богом забытой дыре, как Евсеевка. С каждым часом надежды на благополучный исход дела становилось все меньше, Гришка уже откровенно бесился, бегая из угла в угол тесноватой батюшкиной горницы. Когда наконец телефон ответил, я не поверила своему счастью. У меня даже руки от волнения задрожали, честное слово… Потом вдруг до меня дошло, что трубку взял вовсе не Семен, а незнакомый милиционер. Я еще не знала об аварии и с перепугу почему-то представилась матушкой Еленой (так звали покойную жену Семена), поняв же, в чем дело, мы с Гришей облегченно вздохнули, немного успокоились и стали ждать, когда нам привезут этого безответственного пьянчугу. Я надеялась, что у него хватит ума не оставлять чемодан без присмотра и не болтать при милиционерах лишнего. Но тянулся час за часом, а Семен у калитки все не появлялся. Не дождавшись денег, Гришка окончательно вышел из себя и велел мне одеваться. Мы выехали навстречу Ксенофонту, в направлении города, откуда должна была показаться его «пятерка». По пути нам не попалось практически ни одной машины, а как только мы вырулили на шоссе, то сразу же увидели, как машину Ксенофонта, привязанную веревкой к милицейскому УАЗу, тащат на ферму.